Питер, я люблю тебя, или "Мы отправляемся в плавание"(с).

среда, 19 декабря 2018

01:04

Питер, я люблю тебя, или "Мы отправляемся в плавание"(с).

Harmful angel

Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.

Собственно, история о том, как две провинциальные дивчины впервые в жизни решились покинуть привычное место обитания, а именно Урал, началась ещё в июне, и это было время, наполненное счастливым ожиданием.

Двадцатого июля мы добрались до Ебурга, а ночью загрузились в "Демидовский экспресс". Про этот день, начавшийся упорото и закончившийся ~~с сахарком наперевес~~ вполне спокойно у меня отдельный рассказ, но не сейчас.

* * *

Нашим соседом по "купе" был молодой человек с бородкой, невозможно синими глазами и мольбертом наперевес. И книгой о Романовых.

— О, Господи! — сказала я. Хотя я обычно не люблю усато-бородатых, тут был особый случай. Поэтому я сразу же облилась дошираком - никто так как я не умеет привлекать внимание мужчин.

осторожно, простыня

Ещё был сосед, которого мы с Анной Николаевной единодушно прозвали Маньяком. Он ехал на боковушке и имел обыкновение, лёжа на боку и подперев голову рукой, пялиться. Не моргая причём. Он делал так и ночью, отчего мы обе изрядно струхнули, пока не услышали храп и проскочивший мимо окна фонарь не осветил нам лицо Маньяка с закрытыми глазами. Оказывается, он в такой позе спал, и уже давно.

Потом к нам присоединилась женщина. Она ехала на верхней полке и, судя по тому, какие взгляды она бросала на меня, она всё собиралась проситься меняться. Я бы всё равно не поменялась, впрочем. Женщина первым делом открыла банку со шпротами и достала варёные яйца, которые принялась чистить. Завоняло на весь вагон. Так как на моей полке лежала я, а на соседней бородатый художник читал про Романовых, женщина пересела к Маньяку. Они разложили столик, а на столике она разложила яйца и шпроты. Теперь Маньяк пялился исключительно на неё. И я его понимаю: время от времени она доставала из необъятного бюстгальтера платочек и вытирала лицо. Потом убирала платочек обратно. Маньяк нервно моргал.

На крупных остановках мы вываливались наружу, кто-то бежал за чипсами, кто-то курить, а мы просто наслаждались свежим воздухом. К слову, "Демидовский экспресс" - крутой поезд, не рекламы для, а от чистого сердца душевно в душу. Я давно не ездила на поездах, но прошлый опыт подсказывает, что там была грязь, жара и дыра в полу вместо туалета, с вечно уделанным полом вокруг. Тут - чистота, порядок, кондиционер, всё прекрасно. Спойлер: на обратном пути будет ещё прекраснее.

Так вот, на крупных остановках к нам подсаживались ещё люди. Так, однажды, в вагон загрузилась семья из мамы, папы и ребятёнка. Папа - из тех людей, которых я называю Помогаторами. Он тут же кинулся предлагать всем свою помощь, а народ и не отказывался, всем сразу эта помощь понадобилась. Я сидела и писала в блокнот фикло по своему гилти плеже, а Помогатор бегал по "коридору", потирая руки и крича:

— Так, товарищи! Товарищи, кто-то у вас здесь просил чемодан поднять на верхнюю полку!

В кайф человеку всем помогать, да и пусть. Правда, как говорит мне опять же мой опыт и годы наблюдений, подобные Помогаторы очень часто стремятся помогать всем вокруг, абсолютно забивая при этом на свою семью и с большой неохотой делая что-то для своих родных. Конкретно про этого товарища говорить не буду, но как минимум три примера из жизни у меня есть.

Анна Николаевна тусила на верхней полке и смотрела какую-то комедию на планшете. У меня неистово юстились мужики. Сосед-художник дочитал одну книгу, убрал её в сумку и достал новую. Соседка всё вытирала лицо вытянутым из лифчика платочком. Маньяк пялился. За стенкой орал ребёнок. Даже два, им было весело, они резвились как молодые слонята, а мне, с коробкой кипятка для доширака, балансирующей на качающемся полу, было нервненько. В конце концов с одним ребёнком сошли, а второго уложили спать. Сосед-художник выдохнул и убрал с лица подушку.

В первую ночь мы завалились спать, едва только загрузились в вагон и попили чаёк в темноте. Чаёк - это святое. Было около двух ночи по Екб. А во вторую я сидела, смотрела как за окном проплывают города и сёла, река в огнях, сосновый бор, и слушала "Силовое поле" - закрывала гештальт.

Кстати, о картинках за окном. Мы проехали через полстраны, впервые в жизни. И - сейчас прозвучит стрёмненько, но факт - никогда я ещё не чувствовала себя настолько русской. Не о квасном патриотизме речь, просто эта природа, эти деревушки за окном - таким русским духом от них потянуло, таким чем-то родным, очень древним. Казалось, вот-вот ступа с Бабой-Ягой пролетит над лесом и выйдет к пруду Алёнушка. Нет такого в наших около-казахстанских степях.

Около восьми утра двадцать второго июля нас разбудила проводница. Народ резво кинулся собирать в свои торбы вещи - ей-Богу, ехали сутки и ещё немного, но успели обжить вагон так, словно мы тут остаёмся до глубокой старости. Я лично еле смогла впихнуть свои вещи в чемодан, который вечером девятнадцатого вообще-то любовно собирала.

Тогда же все резко осознали, как сильно все хотят в туалет. Женское население вагона осознало, что последние сутки мы не мылись и не красились, и тут же оттеснило сильную половину от туалетов и зеркал. Кто-то умудрился помыть голову в раковине - коротковолосая сестра, цмокь! - и теперь сушил волосы феном. Девочка по диагонали от нас - я прозвала её Уэндзи Адамс - усиленно рисовала толстые чёрные стрелки. Я растолкала Аню, оставила её сидеть и сонно моргать, и унеслась краситься, пока время есть. А потом я понеслась собирать постельное и нечаянно заложила свёрнутым в трубочку матрасом сумки соседки. Бывает.

* * *

И вот мы в Питере. У нас тяжеленная сумка и не менее тяжеленный чемодан, я последний раз была в метро пятнадцать лет назад, а с чемоданом в метро вообще круто, спасибо, люди помогали.

А потом нас ждало приключение под названием "Впихнись в маршрутку, домчи до Неведомых Ебеней, топай километр от остановки, затащи чемодан на третий этаж - спасибо, что не на пятый".

В маршрутке, пока мамина одноклассница, у которой мы остановились, что-то рассказывала Ане, я сидела и устало втыкала в окно. Питер был многоэтажным и белым. Питер состоял из сплетения дорог, церквей, автобанов, машин и высоты. Питер, наверное, был очень красивым, но мне в тот момент больше всего на свете хотелось домой, потому что только в метро я, кажется, накаталась на всю свою жизнь.

Но после того, как мы наконец-то сходили в душ и поели, жить стало лучше, жить стало веселей. Мамина одноклассница составила нам на первый день маршрут, предупредив, что без плана можно потерять много времени впустую. У нас был план, у нас был длиннющий список того, что мы хотим увидеть. Мы рвались в бой.

И мы отправились обратно в город. Я смотрела в окно, на Питер, а он был многоэтажным и белым, состоял из дорог, машин и высоты, и был прекрасным.

Ближайшая к нам станция метро - Купчино. От неё мы должны были доехать до Невского проспекта. Теперь я всем и каждому советую начинать своё знакомство с центром Питера именно со станции "Невский проспект". В августе я притащила сюда маму, и ещё кого-нибудь потом притащу.

Потому что мы выбрались из метро на свет Божий, и в первый момент едва не одурели от количества людей вокруг, а потом вышли на канал Грибоедова и остановились.

Вот этот момент, самый первый, был, пожалуй, самым ярким впечатлением всего путешествия. Потом было, конечно, много эмоций, но я никогда не забуду, как я выпала из метро, и впервые увидела Казанский собор, и дом Зингера, и Спас, и канал, и дома, и снующие по каналу речные трамвайчики - ей-Богу, я, дивчина, которая помимо Челябинска в своей жизни видела только Екб, а он тоже не то чтобы красавчик, первые минуты не очень верила в реальность происходящего. Я помню, что отправила маме смску с одним словом: "Охренеть". У меня слов больше не было.

А перед выходом из дома мы с Анной Николаевной решили: будем вести себя спокойненько, не как безумные туристы. Стоит ли говорить, что Штирлиц задание провалил? Очень сложно быть спокойненькими, когда вокруг - вот это всё. Я не могу впихнуть в текст мои эмоции, но я-то никогда их не забуду, я закрываю глаза и вижу...

Мы отправились в сторону Спаса, по пути я узрела вывеску клуба "Мод", и в голове раздалось: "Я вижу тебя на канале, недалеко от клуба "Мод" человек в очках и чёрном плаще тебя за руку берёт"(с). Ну здравствуй, Питер.

Мы посидели на Марсовом поле - уже тогда мы с поднятыми бровями смотрели на валяющийся на траве народ. В Че никому в голову не придёт садиться в парке на траву, ага, особенно на Алом поле.

Нас не очень впечатлил Михайловский замок, потому что мы кукушки. Потом мы вернулись обратно на Невский и отправились на Дворцовую площадь. Всю дорогу я подрабатывала у Анны Николаевны бесплатным фотографом, а сама не очень-то и хотела фотографироваться: я свою морду лица вижу каждый день в зеркале, зачем мне ещё и фотки в стиле "я и Спас на Крови", "я и памятник Гоголю", "я и Зимний дворец, а также сто китайцев, влюблённая парочка, ребёнок в коляске и чей-то забытый и гонимый ветром пакет".

Зимний дворец оказался очень неудобным для фотографирования: он упорно не влезал в кадр. Александрийский столп тоже. Александрийский столп и Зимний дворец вообще напрочь отказывались друг с другом коннектить, как две вечно недовольные собой на фотографиях подружки.

Поэтому мы оставили их и отправились на поиски Исаакиевского собора. Тут маленькая предыстория: из всех бабушкиных рассказов про тогда ещё Ленинград, я больше всего запомнила Исаакий. Я очень хотела его увидеть, у меня в детстве была старая карта Питера, и я пометила Исаакий крестиком.

И я не зря так рвалась к нему. Необъяснимая совершенно история, но я, человек-агностик, не любящий церкви, ненавидящий запах ладана, и на которого храмы (особенно православные, с католическими полегче) в принципе нагоняют жуть, вдруг словил благодать.

Я сидела на лавочке в Исаакиевском сквере и смотрела. Я до сих пор не могу объяснить, что именно я тогда чувствовала: трепет, гордость и какую-то нежность к нему, такому величественному, столько пережившему, но выстоявшему. Потом мы пойдём и увидим на колоннах и ступенях следы от осколков немецких снарядов - и обе полезем за полотенчиками, но сейчас я просто сидела и смотрела.

Анна Николаевна позади меня шуршала в кустах, следила за группой Первого канала, что-то снимающей, фотографировала, кормила голубей, рассматривала памятник Лже-Петра, а я всё сидела и смотрела. И думала, что Исаакий - он как Париж. Увидел, можно и умирать, больше ничего уже не надо. Синее небо и словно плывущие по нему купола.

— Ань, — говорю. — Ты иди, гуляй дальше, а я буду тут сидеть и смотреть, я больше ничего не хочу.

Так хорошо и спокойно мне, наверное, никогда в жизни не было. Спойлер: всего таких "мест силы" я в Питере нашла три. Исаакий был первым.

Но, в конце концов, мы всё-таки подняли свои тушки и пошлёпали дальше, потому что благодать благодатью, красота красотой, а кушать хочется всегда.

У нас был краткосрочный план: найти дом Раскольникова. Хотелось вот. Но мы не имели понятия, в какой стороне он находится, поэтому просто шли по улицам, нашли открытый питерский дворик-колодец, а там нас нашла прекрасная питерская кошка и долго выпрашивала почесушки.

Мы наткнулись на книжный, которых в Питере вообще пруд пруди. В книжном была акция, что-то там связано с тремя книгами. Мой внутренний еврей-книголюб счастливо заорал, напомнил о том, что в поезде мне приспичило перечитать "Детство" Горького, а интернета не было, и о том, что чемодан не такой уж тяжёлый, ну что ты, ну дотащишь, ну застегнёшь как-нибудь, в конце концов можно сесть сверху и попрыгать...

В конце концов, я стала счастливой обладательницей Детства, Доктора Живаго и Повелителя мух. Однако, приехала в культурную столицу, ай да я.

Мы бродили, глазели по сторонам, фотографировали всё подряд. Дом старухи процентщицы, разумеется, не спешил выскакивать нам навстречу с криком: "Хоба!", и мы подумали, что и ну его, потом как-нибудь.

Есть хотелось всё сильнее и мы вдруг нашли её - столовую. Прекрасную столовую с прекрасной печенью в ассортименте. Мы же никогда в жизни больше не поедим печень с макарошками в столовой, как не в Питере. Надо брать.

Мы сидели у окна, ели, Аня трепалась с Денисом по телефону, а я задумчиво смотрела в окно. За окном явно происходило что-то интересное.

— Анна Николаевна, — сказала я, когда она положила трубку. — Видишь, через дорогу, несколько прекрасных китайских женщин и несомненно замечательный китайский мужчина зачем-то неистово фоткают угол дома. Моя интуиция подсказывает мне, что они не от жары кинулись фоткать обычный угол обычного, пусть и очень красивого дома. Нам стоит сходить на разведку.

И мы пошли на разведку. И увидели угол. И отфейспалмили дружно, под улыбки китайцев, отошедших, чтобы и мы смогли сфотографировать.

Потому что то был дом старухи процентщицы. И угол на это толсто намекал.

— Дуракам везёт, Ань. Только мы с тобой можем три часа потратить на поиски нужного места, не найти, зайти в первую попавшуюся столовую пожрать печёнки, и внезапно обнаружить, наконец, цель.

И то, без китайцев поди и внимания бы не обратили.

Вечерело. Мы решили потихоньку направить наши стопы обратно в сторону Невского, но вначале вернулись к Исаакию. Исаакий как магнит тянул меня к себе. И мы вроде как устали, и не добрались до Невы - Аня уж очень хотела увидеть именно сегодня, но сил уже оставалась мало, но...

— Слушай, там, за Исаакием деревья. А за деревьями что? Айда сходим, посмотрим. Быстренько, а потом домой.

И мы пошли. За Исаакий. За деревья. И - внимание! - нашли Неву.

Занавес.

Заодно мы нашли Медного всадника - я не стала рассказывать о связанной с ним поистину эпичной истории, только намёк промелькнул выше. Я стояла и нервно хихикала.

— Приехали в Питер. Питер, судя по всему, уже и не рад. Вначале нас нашёл дом Раскольникова. Потом со словами: "Ну тупыыыые, я здесь!" нас нашёл Медный всадник. И, наконец, нас нашла Нева. Потому что самостоятельно мы не можем найти ни-че-го.

Нас ждало сразу два потрясение. Первое: вокруг Медного всадника прямо на траве лежали люди. Мы первый день в Питере, мы ещё не привыкли, что так бывает не только в зарубежных сериальчиках. На траве. Сидеть. Лежать. Ходить босиком. Дремать. Сидеть с компьютером и во что-то усиленно втыкать. Сидеть с гитарой и что-то наигрывать. Это было настолько непривычно и настолько классно, что Анна Николаевна убежала в траву, только я её и видела.

А я пошла к воде. Нева стала вторым потрясением, сама по себе. Мы долго стояли у воды, пытались охватить взглядом ВСЁ и не передознуться при этом, Аня увидела речные трамвайчики и чуть не зарыдала, а потом увидела круизные лайнеры и у неё в голове явно заиграла всем известная мелодия.

У реки собирали сцену, фургончик Первого канала переместился уже сюда, а дорога была перекрыта, поэтому люди спокойно ходили туда-сюда.

Было восемь вечера, мы напомнили себе, что впереди ещё девять дней, и мы сюда обязательно вернёмся, и заставили себя оторваться от Невы. Мы возвращались к Невскому проспекту какой-то тихой улочкой. Где-то за домами кипела жизнь, а здесь было умиротворение и покой. Впереди маячил купол Исаакия, солнце пускало нам от него солнечные зайчики в глаза.

Я хотела посмотреть хотя бы одно питерское парадное, и уже даже не удивилась, когда оно нас нашло. Открытое, правда, увешанное камерами.

— Мы только посмотреть, — сказала я в камеру.

Невский пел и плясал. Ещё один момент: в Челябе так, возможно, бывает. На Арбате, например. У нас тоже есть уличные музыканты, я, например, летом люблю слушать саксофониста, сидящего у подножия Челябинск-сити. Но здесь всё было по-другому. Весь проспект разом косплеил индийские фильмы и сериал Гли.

Очень не хотелось домой, хотелось петь со всеми до темноты, но...

— Помнишь, — задумчиво сказала Аня, когда мы спускались в метро — фильм "Принцесса на бобах"? Самый финал, когда он бежал за ней в метро, через толпу, а она остановилась и села на ступени экскалатора. Он уже не работал. Мне сейчас почему-то вспомнилась эта сцена.

Дома нас ждал ужин и кошка. Прекрасная питерская кошка, которая тут же бросилась обнюхивать мои книги. Мы устали как никогда, я лично давно не ходила так долго и много. Про перенасыщение впечатлениями я уже молчу.

— У нас почти полночь, — грустно сказала мама в трубку. — Два часа разницы, дочь.

И правда.

В темноте протопали по ковру, а потом по моей спине кошачьи лапы. Кто-то засмеялся за открытым окном. Самый счастливый день лета подошёл к концу.

@темы: мы, я, 21 грамм, лето восемнадцатого, Питер, я люблю тебя!, друзья

URL

Страх приходит к тебе, едва ты заснешь. Он появляется из ... Сорокалетний Николай Иванович жил очень скромной жизнью о... http://test.thespark.com/deathtest/ Зададут вопросы....

Он не умел играть и не хотел. Зато он умел отдыхать. Он б... Все очень просто – никогда не пытайтесь затерять себя в т... "Прелесть, а не картинка. Крики, угрозы, слезы. Заме...

Комментарии

19.12.2018 в 01:05


Запомнить

Питер, я люблю тебя, или "Мы отправляемся в плавание"(с).

Дневничок Вредного Ангела